А я мимоходом пожала плечами и говорю: да проще простого! — а потом думаю, нет, вранье же. На самом деле сложно. Это как сыграть на рояле, если до этого ты играл только в баскетбол.
Начнем с того, почему сложно.
Парадокс в том, что по форме «хорошая», правильная и неядовитая поддержка гораздо проще, чем вредная и ядовитая. То есть, буквально, думать не надо. Ни изобретать планов спасения, ни помогать деньгами, ни предлагать всего себя, ни воевать вместе с человеком против его (реальных или воображаемых) врагов. Сиди себе да угукай. Задавай уточняющие вопросы. Сочувствуй. По руке его погладь.
Но при этом ты устаешь от этого ничегонеделания, как собака.
Потому что тебе приходится по уши погрузиться в собственную беспомощность и еще другие, все сплошь неприятные чувства.
Как это выходит? Сейчас расскажу.
Когда другой человек идет к нам жаловаться — неважно, разбил ли он машину или коленку, или он разводится, его изнасиловали, у него кто-то умер, сам человек серьезно болен и готовится умереть, — он, по сути, приносит с собой ведро своей боли, большое или маленькое. Опять же, боль — это сильное упрощение, потому что там может быть ядовитое зелье со вкусом стыда и ужаса, и тревога, и вина, всё там может быть намешано, в этом ведре. К тому же оно дырявое и из него хлещет во все стороны, естественным образом попадая и на нас.
Инстинктивное, очень естественное желание — как-то спрятаться, прикрыться от этого, сказать «уберите это отсюда», или, как в детстве, «не мамина, не папина, ничья-ничья-ничья покойника беда…» и так далее. Нам самим в этот момент — страшно.
Непонятно, что сказать или сделать, чтобы не сделать хуже.
К тому же есть наша бессознательная, архаическая часть, подозревающая, что горем и бедой можно магическим образом «заразиться». Если что-то неприятное и страшное могло произойти с другим, вдруг оно случится и с нами?
В общем, мы охнуть не успеваем, как окунаемся в чужие тяжелые чувства и заражаемся ими. Особенно если не знаем техники безопасности, а иногда — даже если и знаем.
Ярость. Боль. Страх. Горе.
Очень хочется отдернуть руку, голову и психику от переживаний другого человека, как от горячей кастрюли.
Тут еще часто мелькает наша собственная защитная злость — как в анекдоте — чего он своих крокодильчиков на меня стряхивает, пусть на себя стряхивает!
Психика судорожно ищет защиты из того арсенала, который у нее припасен (а он у каждого свой), и находит их.
Отсюда вырастают и тотальное отрицание («да ничего страшного не происходит, ты справишься, ты сильный, улыбнись, не думай о плохом!»), и раздражение («ты, наверное, плохой или что-то делал неправильно, поэтому с тобой стряслось плохое — слава богу, я хороший, со мной такого не случится»), и советы («я тебе сейчас быстро расскажу, как все исправить, и не только не буду видеть твоих страданий, но и себя почувствую ужасно полезным»).
Из этой точки еще много чего растет, например, вера в то, что все плохое, происходящее с нами, проистекает из нашей греховности, или кармической виноватости, или недостаточного умения позитивно мыслить, а вот если бы мы были безгрешны и позитивны, не ели бы мяса или глютена, то ничего бы плохого с нами не стряслось — и это огромная иллюзия, конечно.
Но тут отдельная большая тема, оставим ее в стороне.
В общем, все неуклюжие формы псевдо-поддержки, вызывающие у адресата в лучшем случае разочарование, а в худшем ярость — означают только то, что человек, которому жалуются, окунулся в чужое ядовитое зелье и защитно отшатнулся.
Можно ли не отшатываться? Можно. Хоть и трудно.
И вообще, как со сваркой, лучше не работать без защитной маски. Тут есть еще ловушка, завтра расскажу.
Фото: unsplash.com