Это событие нерядовое.
Со мной в жизни бывало разное. Однажды мне пришлось изображать члена жюри на конкурсе модельеров, притом мужчину и иностранца. А еще как-то раз я ловила космонавтов ночью на пике Ай Петри.
Но лампочки мне никто никогда не вкручивал.
Я немного волнуюсь, хотя трудно волноваться, глядя на пана Рихарда. Он персонаж совершенно мультяшный. Нарисуйте большой нос и синий рабочий комбинезон на выпуклом животе, вот вам и будет пан Рихард. К нему прямо просится газонокосилка, но он же не может круглые сутки ходить с газонокосилкой, особенно по квартирам. Так что у него холщовая сумка с инструментами.
Я сходу спрашиваю: чем помочь?
Пан Рихард приосанивается и говорит без тени иронии:
— Пани, я серьезный специалист. Я предпочитаю работать в одиночку.
И правда, думаю, чего я.
Делов-то — шесть лампочек поменять.
Через час пан Рихард вкручивает две.
Еще через час я начинаю думать, что за этот отрезок времени в России успевают протянуть временную схему электроснабжения, добежать до трансформаторной подстанции, вернуться, подвесить четыре люстры, а бонусом — фигня, не благодарите, — починить у кровати ножку.
Еще через полчаса пан Рихард говорит, тут были некоторые трудности, но я их решил, уже почти все. У него счастливое и гордое лицо малыша, впервые натянувшего носок. Способность испытывать столь полное удовлетворение от столь скромного результата дорогого стоит, так что я просто стою и завидую.
На пороге он сообщает:
— Есть некоторая проблема с проводом на кухне. Мне придется прийти еще, с необходимым инструментом. Но на следующей неделе.
— Да уж, — говорю я на чистом русском, — в таком деле торопиться не следует!
Он солидно кивает.
А около дома тут меняют брусчатку. Хотя этим как раз русского человека не удивишь.
Аккуратно сняли слой брусчатки и еще примерно метр в глубину, поставили заборчик и оставили пока так. Я думаю, там тоже есть свой пан Рихард, и он вернется, но на следующей неделе. Потому что в спешке не построить приличную дорогу.
Пока же каждый может заглянуть в яму и оценить толщину культурного слоя. Мы заглядывали уже раза четыре.
Под брусчаткой залегает еще брусчатка, постарше. Под ней каменная мостовая. А там еще одна мостовая. А где-то в глубине своды моста 13 века, а под ними торговая площадь, а под ней ратуша, а в начале времен — там сам князь Пршемыслович едет на коне, но, конечно же, без всякой спешки.
Это такое физическое ощущение, что где-то там, за спиной у тебя, времени очень много, да просто вагон времени. Толстенные пласты. Не тонкая пленочка, прикрывающая хаос и безвременье, как ты привык ощущать всю жизнь. А надежная стена. Стена эта, вообще говоря, спрессована из сущих мелочей: вот пивнушка, где твой прадед сидел, на том же месте, хотя сто лет прошло, и старый гараж на месте, и вишневое дерево. Весь этот песок, дерево и щебень, вмятинки и трещинки времени ложатся в фундамент твоей дороги.
И ты идешь по ней спокойно.
Сзади — а значит, и впереди, по закону симметрии, потому что психика очень любит симметрию — у тебя столько времени, что не охватить взглядом.
Когда его много, оно приобретает немного другой вкус.
Это как земляника, когда ее не стакан, а полный огород, и можно не пытаться жадно набить рот и впихнуть невозможное в 24 часа. Завтра будут следующие 24 часа. И еще 24. И еще пара месяцев лета. А потом придет пан Рихард и починит кухонный провод.
Обязательно так и случится.
Когда бог создавал время, он создал его достаточно, так писал немец Генрих Бёлль, и у меня эта фраза, честно говоря, много лет болталась в блокноте, как болтается в каком-нибудь ящике ключ от двери, но ты не можешь вспомнить, от какой именно. А потом вдруг раз — смотришь на пана Рихарда и понимаешь.
У бога в запасе всегда достаточно времени.
Чтобы ты успел влюбиться и вырастить детей. Сделать ремонт. Путешествовать. Переехать. Поменять работу. Познать самое себя. Слушать дождь. Научиться петь. Строить планы на следующую неделю, на следующее лето и даже на несколько лет.
И тогда постепенно растворяется внутри, как сахар в чае, эта жуткая уверенность, что планировать бесполезно, потому что все каким-нибудь вычурным образом рухнет, расстроится, случится кризис, гражданская война и санкции, а Дума все запретит, и хорошо, если не тебя.
Потому что где-то на твоей дороге, сзади, а может, чем черт не шутит, и впереди, сам князь Пржемыслович ведет под уздцы коня, и конь медленно переступает гладкими ногами, а иногда осторожно срывает губами то головку ромашки, то сладкий клевер, то какую-то еще высокую мягкую траву, названия которой не знает никто из нас.
Фото: unsplash.com